Слово к учителю
В данном педагогическом пособии освещаются первые дни после освобождения и начало новой жизни спасшихся в Холокосте. И хотя большинство выживших сумело после войны вернуться к нормальной жизни, многим травма от пережитых событий не позволила построить новую жизнь. Чувство потери, отчаяния и пустоты не оставило места практически ничему. Анализ различных аспектов освобождения показывает нам, насколько глубока была пропасть между Холокостом и восстановлением, между болью и возвращением к жизни. Большинство выживших были единственными уцелевшими из целой семьи, а иногда даже из целой общины. Освобождение принесло этим людям осознание масштаба и силы постигшей их трагедии. Они чувствовали себя одинокими в огромном мире и вынуждены были заново строить свою жизнь.
На этом уроке мы проследим за удивительным переходом, которые совершили уцелевшие в Холокосте с того момента, когда им стало известно об окончании войны и об их освобождении, через первые шаги в надежде найти свою семью и дом, и до осознания того, что мир, который они знали до войны, больше не существует, и они вынуждены искать новый смысл жизни.
На уроке мы углубляемся в различные вопросы, которые ставят перед нами свидетельства уцелевших. В качестве итога мы предлагаем учащимся задуматься о значении возвращения к жизни уцелевших в Холокосте: урок показал, что окончание Второй мировой войны было только началом другой войны за выживание; каким образом ваша встреча с опытом и ощущениями уцелевших европейских евреев способствовала пониманию их шагов по возвращению к жизни после освобождения?
Методологическая ремарка
Данное пособие рассматривает четыре важных этапа, которые прошло большинство уцелевших в Холокосте по окончании войны:
- Первые дни после освобождения - встреча выживших с солдатами-освободителями
- "Один из города, двое из семьи" - одиночество и поиск нового смысла жизни
- "Жить нормальной жизнью" - лагеря для перемещенных лиц
- "Некого больше ждать, некуда возвращаться" - новый дом по ту сторону моря
Каждый этап сопровождается связанными с определенной темой и сосредоточенными на личности очевидца свидетельствами. Мы рекомендуем пройти каждый из четырех этапов, для того чтобы позволить ученикам последовать за выжившими в Холокосте и понять их чувства в течение долгого пути, который они прошли, оставив позади себя целый мир, к новой жизни, созданной ими для себя после освобождения. Учитель может выбрать, пользоваться ли всеми свидетельствами или только частью из них, в соответствии с эмоциональным и интеллектуальным уровнем своих учеников.
Первые дни после освобождения - встреча выживших с солдатами-освободителями
В конце Второй мировой войны, в 1944-1945 годах, советские, британские и американские солдаты (союзники) освободили уцелевших евреев Европы из трудовых лагерей, концлагерей и лагерей смерти. В первые недели после освобождения выжившие страдали от серьезного недоедания и болезней и пребывали в тяжелом душевном состоянии.
Вопросы к началу обсуждения
- Что явилось причиной расхождения между радостью освобождения и страшной болью, которое оно принесло? Можно ли, по-вашему, сократить такой большой разрыв?
- Подумайте: почему мы стремимся искать именно положительную и полную жизненной силы реакцию выживших? Каково воздействие боли, пустоты и отчаяния, которые чувствовали выжившие после освобождения, на нашу жизнь?
О первых минутах освобождения рассказывает Белла Бровер, узница Аушвица-Биркенау:
"Охранник лагеря, который пришел открывать ворота, сказал: вы свободны и можете выходить. Исчезли все охранники с собаками - исчезло все, будто бы ничего и не было. Просто настоящее чудо! Вошли русские – а мы были в таком состоянии, что никто не двигался, никто не вышел. Мы не смеялись, не радовались, мы были равнодушны. Так вошли русские. Пришел один генерал, он был еврей. Он сказал нам, что очень счастлив, что это первый лагерь, в котором он находит живых людей. Он начал плакать, а мы нет. Он плакал, а мы нет".
Егудит Клейман, Нина Шпрингер-Агарони. Боль освобождения (иврит). Яд Вашем, Иерусалим, 1995, стр. 15.
Белла Бровер описывает волнение, охватившее солдат-освободителей, и застывшее равнодушие, которое ощущали узники. Примо Леви, узник лагеря Буна-Моновиц (Аушвиц III), также рассказывает о первых минутах освобождения. В его описании ярко прослеживается расхождение между освободителями и узниками - расхождение, возникшее во время Холокоста, и которое невозможно преодолеть даже после долгих лет свободы. Так, он пишет:
"Это были четверо молодых солдат - верхом, с автоматами в руках, они настороженно ехали по дороге, ведущей к лагерю. Перед колючей проволокой они остановились и, тихо переговариваясь, растерянно уставились на груду разлагающихся трупов, на разрушенные бараки, на нас, немногих, оставшихся в живых. Мы увидели обладателей реальных и крепких тел, словно сросшихся со своими огромными конями, на границе серого снега и серого неба, неподвижных под порывами влажного, напоенного оттепелью ветра ".
Примо Леви. Передышка. Изд-во "Текст", Москва, 2002, стр. 11-12.
- Что, по вашему мнению, несет под собой выражение "растерянно уставились"?
- Обратите внимание, что Примо Леви обращает внимание на два типа человеческого тела - разлагающиеся трупы узников лагеря и крепкие тела солдат-освободителей. Какое значение имеет тот факт, что себя и других узников он описывает только словами "немногие, оставшиеся в живых"?
Интересно рассмотреть, как выглядело освобождение лагерей в глазах освободителей. Эти события врезались в память солдат стран-союзниц. Многие из них описывали постигший их шок.
Полковник Льюис был солдатом американской армии и участвовал в освобождении лагерей. Он рассказывает:
"До нас доходили всякие слухи о лагерях, но они были настолько ужасны, что трудно описать словами. Мы просто не могли в них поверить. Я почувствовал огромную вину, когда узнал, что творилось в этих лагерях. Мы оценивали количество убитых в тысячах, а сейчас речь идет о шести миллионах [...] убитых [евреев]. Понятно, что я был ошеломлен".
(Chamberlin Brewster and Feldman Marcia, The Liberation of the Nazi Concentration Camps 1945: Eyewitness Accounts of the Liberators, United States Holocaust Memorial Council, Washington D.C., 1987, pp. 75-76.)
О подобном состоянии шока, описанном полковником Льюисом, также рассказывает отец Эдуард П. Дойль, который был священником в американской армии во время Второй мировой войны и участвовал в освобождении лагеря Нордхаузен:
"Я был там. Я присутствовал. Я видел те страшные картины. Я никогда не смогу их забыть. Вы слышали эту историю многократно. Ночью 11-го апреля 1945-го года бригада, в которой я служил в качестве католического священника, захватила город Нордхаузен. На рассвете следующего дня мы обнаружили лагерь. Незамедлительно последовал приказ медицинскому персоналу явиться в лагерь. В то утро в Нордхаузене я знал, почему нахожусь там. Я понял цель своего пребывания там - бесчеловечность одного человека по отношению к другому. Что произошло с той красивой заповедью « возлюби ближнего своего как самого себя?»"*
(Chamberlin Brewster and Feldman Marcia, The Liberation of the Nazi Concentration Camps 1945: Eyewitness Accounts of the Liberators, United States Holocaust Memorial Council, Washington D.C., 1987, p. 103 .)
- Слова отца Эдуарда выражают нравственную важность принципа "возлюби ближнего своего как самого себя", вытекающего из десяти заповедей.
Для некоторых узников лагерей освобождение пришло слишком поздно: многие заключенные скончались в первые недели после освобождения, а те, кто выжил, уже не находили в себе ничего человеческого. Примо Леви пишет, что даже в последние месяцы перед освобождением узникам не делали никаких поблажек. Он описывает публичные массовые расстрелы, проводившиеся на глазах заключенных:
"Человек, который умрет сегодня на наших глазах, неким образом принимал участие в восстании [восстание зондеркоманды в Аушвиц-Биркенау в октябре 1944-го года] [...] Немцы не поймут, что его смерть, смерть, которую они сами ему уготовили, не только не будет считаться смертью подлеца, но будет смертью героя.
[...]Все слышали голос осужденного [...] Друзья, я последний!
Как бы мне хотелось рассказать вам, что среди нас, позорного стада, раздался хотя бы один голос или даже шепот одобрения и сочувствия. Но ничего не произошло. Мы стояли неподвижно, серые и зажатые, с опущенными головами. [...]
Стоящие около виселицы солдаты СС равнодушно смотрели на нас: их дело завершилось. Завершилось удачно. Теперь русские могут приходить - среди нас больше не осталось смельчаков; последний повешен прямо над нашей головой. [...] Русские могут приходить - они не найдут никого, кроме нас, вернее кроме человеческих осколков, с покорностью ожидающих позорную смерть.
Человеческий облик так же трудно потерять, как и приобрести. Это было непросто и заняло немало времени, но вы, немцы, преуспели в этом. [...]
Мы вернулись в барак. Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Тот повешенный был смелым. [...] Мы же сломлены и побеждены. Даже сумев адаптироваться, даже научившись находить пищу, не падать от бессилия, не коченеть от холода. Даже если вернемся домой".
Примо Леви. Это человек? (иврит) "Ам овед", Тель-Авив, 1989, стр. 161-162.
Наряду с бесцельностью существования и потерей смысла жизни после Холокоста, описываемыми Примо Леви, многие выжившие говорят о жгучем желании найти новый смысл жизни. Об этих попытках мы прочитаем в следующей главе.
"Один из города, двое из семьи" - одиночество и поиск нового смысла жизни
Повседневные проблемы, с которыми столкнулись уцелевшие евреи Европы после войны, а также вопросы выживания, не оставили им места и времени для размышлений о судьбе своих близких и о жизни до войны. Освобождение вызвало противоречивые чувства: наряду с радостью по поводу окончания войны и победы над страшным нацистским режимом, у выживших прибавилось также тяжелое чувство потери, а иногда даже вины за то, что им удалось спастись, в то время как остальные члены их семей погибли. Освобожденные от нацистского гнета и вольные вернуться домой, многие евреи обнаружили, что их семьи убиты, а дом, в который они могли бы вернуться, больше не существует. Попытки выживших возвратиться туда, где они жили до войны, не увенчались успехом. Отношение местного населения к спасшимся евреям, особенно в Восточной Европе, было враждебным, в них видели нежеланных гостей. В Западной Европе, - где уцелевшие евреи, как правило, находили свои дома такими, какими их оставили, - они часто разочаровывались из-за реакции местного населения и бюрократических учреждений. В конечном итоге, выжившие в Холокосте, вернувшиеся с войны совершенно без ничего, должны были прокладывать путь к новой жизни собственными силами.
Поиск нового жизненного пути был связан, как правило, с ужасающим чувством одиночества. Об этом рассказывает Ицхак (Антек) Цукерман, один из командиров восстания в Варшавском гетто:
"Мне кажется, что никогда не было такой скорби, как в этот радостный день... Этот день [...] был самым печальным днем моей жизни. Мне хотелось плакать, не от радости, но от отчаяния. [...] Целующиеся танкисты, брошенные к их ногам цветы, всеобщая радость и ощущение свободы и избавления, и мы [...], стоящие среди толпы, - одинокие, осиротевшие, последние, хорошо понимающие, что еврейского народа больше нет. Какая тут могла быть радость?"
Ицхак (Антек) Цукерман. Исход из Польши (иврит). Изд-во "Ха-кибуц ха-меухад", Дом борцов гетто, Тель-Авив, 1988, стр. 15.
Эва Б., бывшая узница Аушвица-Биркенау, также описывает чувства одиночества и сомнения по поводу воссоединения с семьей:
"Всю войну мы молились об освобождении, и вот это время настало. Свобода! Но когда я осознала, что свободна, то вдруг поняла, что все это время я надеялась увидеть своего отца, и даже смела надеяться, что, может быть, увижу и свою мать. Глубоко в сердце я понимала, что это абсолютно не реально, но во мне жила уверенность, что своего отца я еще встречу. И вдруг в мое сердце закрались сомнения, и я начала понимать, что это может и не осуществиться. Как выяснилось, свобода - понятие в высшей степени относительное. Меня тяготила забота о будущем. Мы должны строить свое будущее, но как строят будущее?"
Егудит Клейман, Нина Шпрингер-Агарони. Боль освобождения (иврит). Яд Вашем, Иерусалим, 1995, стр. 37.
- Антек Цукерман говорит: "Мы, стоящие среди толпы, - одинокие, осиротевшие, последние, хорошо понимающие, что еврейского народа больше нет". Эва говорит: "Меня тяготила забота о будущем. Мы должны строить свое будущее". Эва понимает, что должна позаботиться о себе сама, что никто другой этого не сделает. Но она также видит себя частью большого мира. Подумайте, был ли для выживших в Холокосте какой-то особый смысл в слове "вместе"? В чем он выражался?
К ощущению одиночества часто добавлялись чувства боли, вины и стыда. Так описывает это Примо Леви:
"Вот почему и для нас час освобождения пробил скорбно и глухо, наполнив сердца не только радостью, но болью и мучительным стыдом, из-за которого хотелось поскорей смыть с совести грязное пятно, вытравить его из памяти. Нестихающая боль напоминала, что это невозможно, ибо нет и не может больше быть такой доброты и такой чистоты, которые позволили бы нам забыть прошлое".
Примо Леви. Передышка. Изд-во "Текст", Москва, 2002, стр. 12.
Рут Бонди, уроженка Праги, пережившая Аушвиц, представляет иной взгляд на чувство вины:
"Как выживают? В исследованиях, личных историях, стихах постоянно повторяется мотив ощущения вины, сопровождающей спасшихся в Холокосте всю их последующую жизнь, за то, что они выжили, а весь их мир рухнул. Всякий раз когда я окунаюсь в черные глубины своего опыта Холокоста, я не нахожу в нем чувства вины за то, что осталась жива. Удивление, радость за каждый прожитый день, желание не тратить попусту время, боль утраты, долг перед теми, кому не посчастливилось дожить до этого дня - но не вина".
Рут Бонди. Целые осколки (иврит). Изд-во " Гваним ", Тель-Авив, 1997, стр. 44
- Стыд за то, что пришлось делать ради спасения, и за то, что они были единственными, кто уцелел из великого множества, неоднократно описывается в свидетельствах выживших в Холокосте. Обсудите разные подходы, представленные в приведенных источниках.
Как видно, боль, вина и стыд сопровождали и продолжают сопровождать спасшихся в Холокосте всю их последующую жизнь. Насколько выжившие, сумевшие найти новый смысл жизни и создать новые семьи, действительно смогли оставить позади себя мир тех, кого уже нет? Об этом рассказывает Мирьям Штайнер, которая была узницей лагерей Аушвиц и Равенсбрюк:
"Тогда мы стали понимать, насколько велика потеря. Мы осознали, что действительно дедушка и бабушка, и почти все наши родные и близкие не вернулись, кроме одного двоюродного брата и его отца, вернувшегося позже. Нам сказали, что нет смысла их ждать, но по правде говоря, мы все время не теряли надежду увидеть папу. И я хочу только сказать, что иногда я смотрю вокруг, будто ищу... Нет, не папу - своего брата я ищу до сих пор, и я знаю, что это совершенно нереально, и я не то чтобы ищу, я просто пробегаю глазами..."
Егудит Клейман, Нина Шпрингер-Агарони. Боль освобождения (иврит). Яд Вашем, Иерусалим, 1995, стр. 38.
- Зачастую мы занимаемся вопросом реабилитации выживших, не думая о том длинном и невозможно тяжелом пути, который они проделали, пока не сумели вернуться к жизни. Получил ли термин "реабилитация" иное значение для вас после слов Мирьям?
"Жить нормальной жизнью" - лагеря для перемещенных лиц
В конце 1945-го года многие евреи, пережившие рабочие и концентрационные лагеря, лагеря уничтожения и марши смерти, не хотели или не могли вернуться к себе на родину. Поэтому многие прибыли различными путями в лагеря для перемещенных лиц в Германии, Австрии и Италии, созданные странами-союзницами. Жизнь в этих лагерях была связана с множеством проблем. За колючей проволокой жили голодные и оборванные люди, страдающие от отчаянной неопределенности по поводу своего будущего. Чувство оторванности часто порождало равнодушие и безделье. Несмотря на все это, многие сумели создать семьи и родить детей прямо в этих лагерях. Выжившие евреи открыли в лагерях для перемещенных лиц учебные заведения, выпустили более семидесяти газет, инициировали создание институтов, увековечивающих память погибших, и даже создали театры и оркестры.
Писатель Аарон Аппельфельд, переживший Холокост и репатриировавшийся в Израиль после войны, рассказывает:
"На протяжении многих лет мы жили бок о бок со смертью, но все же не переставали мыслить и надеяться. После войны, когда смерть отдалилась от нас, ослабла и надежда. Именно тогда появилась угроза того, что скорбь и печаль овладеют людьми... Я помню тех, кого печаль увела в забытье, от которого они не сумели пробудиться".
Аарон Аппельфельд. Рассказ от первого лица (иврит). Изд-во "Ха-сифрия ха-ционит", Иерусалим, 1979, стр. 42-43.
В противоположность "забытью", описываемому Аароном Аппельфельдом, Элиэзер Адлер, проживший три года в лагере для перемещенных лиц, рассказывает о небывалой жизнеспособности некоторых выживших:
..."Восстановление уцелевших от гибели, желание евреев жить - это просто невероятно! Люди женились. Брали один барак и разделяли его на десять маленьких комнат для десяти пар. Страстное желание жить перевешивало все остальное - несмотря ни на что и вопреки всему я жив, и живу полной жизнью.
Когда сегодня я воспроизвожу в памяти те три года в Германии - я поражаюсь. Мы сумели сделать из детей настоящих людей, мы вдохнули в них жизнь, выпустили газету. Сводить счеты с Холокостом? Кто об этом думал... Ты видел реальность, ты знал, что у тебя нет семьи, что ты одинок, что ты должен действовать. Ты занимался делом.
Я помню, как говорил молодым: умение забывать - великая вещь. Человек умеет забывать, потому что если бы он не мог забыть, он не смог бы построить новую жизнь. После такого разрушения - построить новую жизнь, жениться, родить детей? Забыв, можно создать новую жизнь... Каким-то образом, желание жить было настолько сильным, что держало нас на плаву".
Архив Яд Вашем, O.3/5426.
В следующем отрывке Аарон Аппельфельд описывает ни на что не похожий пример страстного желания жить. Оно исходило именно из той печали и тоски, которые повергли уцелевших евреев в "забытье". Аппельфельд рассказывает об актерских коллективах, созданных в лагерях для перемещенных лиц:
"Сразу после войны появились первые развлекательные коллективы. В их составе были старые и молодые, бывшие актеры, поющая молодежь, выросшая в бункерах, люди, нашедшие в этой деятельности возможность выплеснуть свои чувства. Подобные коллективы создавались спонтанно, переходя из одного лагеря в другой. Актеры пели, декламировали, рассказывали анекдоты. [...] Что выражали эти коллективы?. Конечно, трудно обобщать. В принципе, это была попытка вернуть нас к жизни".
Аарон Аппельфельд. Рассказ от первого лица (иврит). Изд-во "Ха-сифрия ха-ционит", Иерусалим, 1979, стр. 44-45.
- Что стало движущей силой процесса реабилитации уцелевших в Холокосте - инстинкт жизни или сознательное решение продолжать жить? В ваших ответах воспользуйтесь тремя приведенными отрывками.
Аба Ковнер был одним из руководителей подполья в Вильнюсском гетто. Он также описывает процесс возвращения к жизни уцелевших евреев Европы:
"То общество, те люди [выжившие в Холокосте] могли поселиться и пытаться восстановить рухнувший мир прямо там, где они находились, смирившись со своим бессилием. Мне кажется, не было бы ничего удивительного в том, если бы эти же самые люди превратились в шайку грабителей, воров и убийц, и при этом они были бы самыми гуманными и справедливыми в мире. Они вернулись голодные, потрепанные, сломленные, разгромленные, и первое, что они сделали - начали искать жизненно необходимые вещи, такие как хлеб, жилье, работа, и вся эта скудная жизнь (кажущаяся восстановленной) могла бы их засосать.
Аба Ковнер. Свое собственное (иврит). Изд-во "Морешет весифрият поалим", Тель-Авив, 1988, стр. 40-41.
- По мнению Абы Ковнера, возвращение к жизни уцелевших евреев не является само собой разумеющимся. Теперь снова попытайтесь ответить на предыдущий вопрос. Остался ли ваш ответ таким же? Изменился ли? Почему?
"Некого больше ждать, некуда возвращаться" - новый дом по ту сторону моря
Уцелевшие в Холокосте евреи, попавшие в лагеря для перемещенных лиц в Европе, собрали все свои силы, чтобы эмигрировать и построить новую жизнь в других странах. Две трети из них эмигрировали в Палестину, на сегодняшний день - государство Израиль. Остальные - в Америку и в другие западные страны.
Жгучее желание выживших построить новую жизнь пересилило даже трудности, связанные с эмиграцией. Рахель Бен Хаим, репатриировавшаяся в Эрец-Исраэль в январе 1946-го года, рассказывает:
"Мы пересекали границы со множеством ухищрений, по крайней мере четыре - пять границ. Дважды мы получили поддельные документы. [...] Одну границу перешли пешком. Я несла чужого ребенка. Другую границу - в товарном поезде. Нас запихнули в один или два вагона и закрыли. Пустой товарный поезд пересек границу, чтобы провезти товар, а мы сидели внутри вагонов. [...] Нас было более девятисот нелегальных репатриантов. Нас просто выплеснули на корабль. [...] У берегов Палестины нас обнаружили англичане. [...] Нас окружили военные корабли, и тут случилось нечто такое, что и по прошествии сорока семи лет невозможно забыть. Мы стали на якорь и подняли наш национальный флаг высоко-высоко. Я думаю, мы бросили якорь прямо посреди моря. У нас было такое чувство, будто весь еврейский народ стоит на берегу в Хайфе, так как причал был полон. [...] Такое не забывают, и это то, что придало нам силы и помогло преодолеть множество препятствий".
Архив Яд Вашем, 03/6921.
- Рахель почти не описывает свои чувства на протяжении длинной поездки в Эрец-Исраэль. Она только говорит: "Тут случилось нечто такое, что и по прошествии сорока семи лет невозможно забыть". Как вы думаете, что она имеет в виду?
Шломо Коэн родился в Греции в 1920-м году. Он был депортирован в Аушвиц-Биркенау, и британская армия освободила его в лагере Берген-Бельзен. Коэн репатриировался в Израиль в 1946-ом году. Он рассказывает:
"...Объявили, что мы можем записаться - или вернуться в Грецию, или поехать в Эрец-Исраэль или Америку. Я записался в два места: в Грецию и в Израиль, но был заинтересован вернуться в Грецию и подождать несколько месяцев, чтобы узнать, жив ли кто-нибудь из моей семьи..."
Егудит Клейман, Нина Шпрингер-Агарони. Боль освобождения. Яд Вашем, Иерусалим, 1995, стр. 43.
Шалом (Каплан) Эйлати родился в 1933-ем году в Литве, в Каунасе. Во время войны он был заточен в гетто, но сумел сбежать и найти убежище. Шалом репатриировался в Израиль в 1946-ом году. Он объясняет причины приезда в Израиль:
"И все-таки, почему именно Эрец-Исраэль? [...] В моем ближайшем окружении такой вопрос никогда не стоял - было ясно, что мы стремимся только в Эрец-Исраэль. Резкий стук колес был окончательным и однозначным - некого больше ждать, некуда возвращаться".
Шалом Эйлати. Перейти реку (иврит). Яд Вашем, Иерусалим, 1999, стр. 297
- Шломо говорит: "Я записался в два места: в Грецию и в Израиль". Шалом объясняет: "Было ясно, что мы стремимся только в Эрец-Исраэль". В двух свидетельствах выжившие ясно дают понять, что для них больше нет места на родине. Подумайте: что выжившие оставляют за собой? Каково значение того, что они покидают свой утерянный мир ради попытки новой жизни на новом месте? Какова цена этой попытки?
Как уже было сказано, треть выживших не поехала в Израиль, а выбрала эмиграцию в Америку, Канаду и другие западные страны.
Дороти Фингер родилась в Польше в 1929-м году. Красная Армия освободила ее, после чего она провела какое-то время в лагерях для перемещенных лиц в Германии и в конце концов эмигрировала в Америку. Она рассказывает о своем выборе:
"Я жила в лагере для перемещенных лиц в Германии и мечтала быть свободной в Америке или в Израиле. Раз и навсегда я решила сделать что-то для своего будущего. Я написала письмо своему дяде в Вильмингтон [Америка] и попросила у него помощи. Он пришел мне на выручку. Дядя послал мне эмиграционное разрешение (эфидивит). [...] Долгое время я ждала того дня, когда смогу приехать в свободную страну, в которой не имеет значения, какой ты религии или расы, в которой каждый свободен и счастлив, в которой все дети ходят в школу и получают удовольствие от жизни. Я долго ждала и добилась того, чего хотела. Я получила свой заграничный паспорт 17-го ноября 1947-го года..."
Архив Яд Вашем, O. 69/203.
Рива Биндер также описывает свои скитания после окончания войны:
..."После того, как мы пробыли в Риме два с половиной года, мы сумели избавиться от ощущения того, что мы изгнанники. Мы пытались репатриироваться в Эрец-Исраэль, страну моей мечты, но правящие там британцы не впустили нас. Когда родственники моего мужа, проживающие в Южной Африке, прислали нам эмиграционные бумаги, мы их заполнили, и в итоге, в конце 1948-го года, нам был разрешен въезд. Так мы прибыли в Йоханнесбург".
Архив Яд Вашем, O. 69/58.
- Рива Биндер говорит: "Мы сумели избавиться от ощущения того, что мы изгнанники". Как вы думаете, что она имела в виду? Каковы были ее мотивы?
Возвращение к жизни - итог
Для многих выживших первые дни после освобождения сопровождались смешанными чувствами радости, надежды, одиночества и боли. Уцелевшие в Холокосте приложили нечеловеческие усилия, чтобы собрать воедино остатки жизненных сил и начать все заново. В сложившихся обстоятельствах выжившие должны были сами обеспечивать себе существование в молодом еврейском государстве, создавать новые семьи и обустраивать страну и израильское общество. Галина Биренбаум описывает в стихах свою жизнь, начавшуюся с конца:
"Моя жизнь началась с конца...
Сначала я познала смерть и ужас
И лишь потом - рождение.
Я выросла в руинах, в царстве ненависти
И лишь потом увидела созидание.
[…]
Моя жизнь началась с конца и лишь потом
Вернулась в начало. Я воскресла.
Это было не просто так, не просто,
Потому что добро не слабее зла!
И во мне есть сила не сдаваться.
Я есть - это факт!..."
Галина Биренбаум. Внутренняя музыка (иврит). Изд-во во "Траклин", Тель-Авив, 1985, стр. 9.
- Каково влияние того, что жизнь Галины началась с конца и лишь потом вернулась в начало? К каким выводам пришла Галина вследствие своего жизненного опыта?
Итоговые вопросы урока
- На этом уроке вы познакомились со множеством свидетельств, рассказывающих о личных историях выживших в Холокосте. По вашему мнению, существует ли различие между личными свидетельствами и другими историческими источниками (например, подлинными немецкими документами, снимками времен Холокоста, исследовательскими статьями, написанными после войны)? Если да, то в чем выражается эта разница?
- Помогла ли вам эта встреча лучше понять выживших и трудности, которые они должны были преодолевать после освобождения? Каким образом это вам помогло?
