Из дневника британского военнопленного Вильяма Фишера
После освобождения Фишер объединил в дневник отдельные записи, сделанные им на оборотной стороне фотографий и на различных бумажных обрывках
26 января 1945
Бог да покарает Германию.... Сегодня я видел самую страшную и отвратительно жестокую сцену в своей жизни.... В 9 утра по дороге на Данциг проковыляла колонна людей – колонна, описать которую у меня не хватает слов. Я онемел от бессильного гнева, слепой холод сковал меня и я чуть было не поплатился жизнью.... Они шли вразброд по страшному морозу, около 300 человек, хромая, волоча ноги, спотыкаясь, падая и поднимаясь, пошатываясь под ударами охранников-эсэсовских свиней. С плачем просившие хлеба, умолявшие о какой-нибудь еде, эти 300 дурно пахнувшие создания со спутанными волосами когда-то были женщинами! Стремительный бросок в сторону соседнего дома за хлебом закончился для одной из них ударами приклада, но даже падая она отчаянным движением засунула хлеб себе под одежду....
27 января 1945
Температура 15 градусов ниже нуля. Еще еврейки, в том же состоянии, что и вчерашние. После обеда подошел ко мне Стэн и сказал, что одна девушка убежала и он спрятал ее в коровнике. Я предложил перевести ее на сеновал в лагерь. Там полно сена, и труба от нашей печи обогреет ее. Я организовал ее перевод в лагерь. Жду, пока почти стемнеет, и иду на ферму Стэна. Он передает мне девочку. Я говорю ей идти на пять шагов позади меня по другой стороне дороге и ни с кем не разговаривать. Она хромает и слишком напугана, чтобы понять меня, хватает меня за руку. Мне немного страшно, боюсь, что фрицы [немцы] остановят нас: разговаривать или идти рядом с женщиной для пленных -"преступление"....
Быстро приношу ей горячую воду, мыло, полотенце, старую одежду. Один из парней остается с лошадьми (их в конюшне девять) и наблюдает за караульными. Я протягиваю ей парафин против вшей на голове и киваю ей на прощанье. Она хватает и целует мою руку, пытается благодарить меня. Называет меня "Herr". Я строго говорю ей: "Перестань, мы друзья, пытаемся помочь чем можем". Я не могу хорошенько рассмотреть ее, на вид ей лет 25.
28 января 1945
Каждый приносит еду для нашей беглянки. Горох, утятина, курятина, лучшие кусочки свинины, хлеб буханками. И поверьте мне, сегодня она съела 3 буханки и 5 мисок супа. Теперь ей плохо – у нее понос. Я предлагаю давать ей только молоко в течение нескольких дней.
29 января 1945
... Ей шестнадцать лет. Родом из Литвы. Была в различных концлагерях , Штуттхоф - последний.... Рассказала нам: «Нас было около 400 женщин. Нас гнали пешком из Штуттхофа, где у нас отобрали почти всю одежду. Мои мать, сестра и я имели одно одеяло на троих. Наша еда – три картофелины в день, а ночью нас загоняли в сараи и мы жались друг к другу, в поисках тепла. Многие погибли по дороге, многих убили прикладами или расстреляли.... Мы в пути с прошлого июня. Наступил день, когда я не смогла идти дальше. Я сказала маме, что собираюсь бежать. И моя мать ответила: „Дитя, если так надо, уходи. Да хранит тебя Бог“. Я знаю, что Бог помогает мне, с тех пор, как Стэн подошел ко мне и сказал: „Не двигайся. Я англичанин, не бойся“. Англичанин – я поняла, что спасена....»
Мы ее хорошо рассмотрели. У нее огромные глаза, какие обычно бывают у голодных, впалые щеки, нет грудей. Нестриженные волосы, тело в болячках из- за расчесанных укусов вшей. Волосы все еще немного спутаны и в них очевидно еще водятся вши. Мои указательный и большой пальцы легко сходятся на ее предплечье. Ее зовут Соня. Ноги синие и саднящие от обморожения. Правая пятка нарывает из-за деревянного башмака большого размера.
Мы украли из вагонов с беженцами одежду и пару туфель, чтобы заменить ее вещи, помеченные звездой Давида. До двенадцати она сидела и мастерила шляпу, шила и разговаривала. Она бы продолжала говорить о матери, сестре и концлагере, но мы запретили упоминать их. Она сказала, что ей очень одиноко днем, время движется так медленно. Мы договорились, что ребята будут навещать ее среди дня.
