История Малки Розенталь: Холокост на Западной Украине

Введение

Малка Розенталь

Одной из возможностей преподавать историю является обращение к фактам, данным и общим описаниям событий. Вместе с тем, освещая историческую тему молодому поколению, стоит воспользоваться современной методикой преподавания и рассказами людей, переживших те дни.

Основываясь на судьбах конкретных людей, можно не только изучать исторические факты, но и вызывать сочувствие и соучастие. Используя личные истории очевидцев, мы создаем более объемную и сложную картину исторических событий, на базе которой возможно строить занятия и задавать более глубокие вопросы.

Предлагаемый урок о семье Дульберг сочетает в себе примеры из истории евреев на Западной Украине до Холокоста, во время оккупации и в первые годы после окончания Войны. Судьба этой семьи представлена с помощью фрагментов из документального фильма «Для тебя откроются небеса» и отрывков из письменного свидетельства Малки (Мариши) Дульберг. Таким образом, трагизм судьбы евреев Западной Украины раскрывается на примере одной семьи и также дает почву для разговора о немецкой оккупационной политике и местном нееврейском населении.

О фильме

Малка Дульберг перед войной

Малки Розенталь - тридцатые годы

Фани и Давид Дульберг

Фани Дульберг с младшим сыном Копале

В фильме «Для тебя раскроются небеса» посредством рассказа Малки Розенталь (Мариши Дульберг) представлена история общины города Станиславова в восточной Галиции (ныне Ивано-Франковск на территории Украины). Малка Розенталь родилась в 1934 г. в Станиславове. Она была старшей дочерью в состоятельной семье. Во время немецкой оккупации Малка потеряла мать и младшего брата Копале. Ее отец ушел в партизаны, а саму Малку отдали в польскую семью, которая в течение полутора лет прятала ее в бочке, закопанной в землю. После освобождения она вместе с другими выжившими оказалась на палубе судна «Эксодус» и, в конце концов, репатриировалась в Палестину в 1948 г. Там Малка обрела новую жизнь в работе, учебе и, главное, в создании собственной семьи. Ее трогательная история, рассказанная в автобиографической книге «Мариша», переведена на многие языки и отображена в детских книгах и театральных постановках.

Станиславов, Восточная Галиция и евреи тех мест

Город Станиславов (ныне Ивано-Франковск) в Восточной Галиции был основан в 1662 г. В этом районе проживали различные этнические группы, главным образом украинцы. После основания города местные евреи получили особый статус, позволявший им селиться в Станиславове. Благодаря этому особому статусу, евреи выступали в роли посредников между крестьянами и правящей аристократией. Поэтому можно сказать, что конфликты между поляками и украинцами, между украинцами и евреями, между поляками и евреями уходят корнями еще в эпоху Польского королевства.

Под властью Австро-Венгерской империи еврейство Галиции – в том числе община Станиславова – переживало уникальный процесс становления и развития. В эту эпоху украинское население (по большей части сельское) формирует свое национальное сознание. Режим многонациональной Австро-Венгерской империи способствовал такому национальному развитию и послужил колыбелью украинскому национальному движению. В этой реальности сформировалась западноукраинская интеллигенция, противостоявшая польскому меньшинству данного региона, которое в далеком прошлом было наделено независимостью, а также еврейскому меньшинству, ставшему новым национальным фактором. Еврейская община Станиславова в период процветания под владычеством Австро-Венгрии создала образовательные и культурные институты, организации взаимопомощи и здравоохранения, еврейское руководство, благотворительные учреждения и сиротские приюты, профессиональные корпорации; публиковались даже местные еврейские газеты на разных языках. Такая организационная база помогла членам общины в тяжелые времена, начавшиеся с обретением Польшей независимости.

Между двумя мировыми войнами

После окончания Первой мировой войны в этом регионе продолжались пограничные бои между поляками и украинскими националистами. В этот период Станиславов на некоторое время стал столицей недолговечного государства, созданного местными украинскими националистами и известного под названием Западно-Украинская народная республика. Поляки требовали от евреев безоговорочной поддержки, в то время как евреи принципиально старались соблюдать нейтралитет. 
После военного захвата Польшей этих районов поляки отомстили евреям за такой нейтралитет. Армия Халлера убивала евреев по всему региону, но и украинские банды Петлюры, не принадлежавшие к жителям Восточной Галиции, не отставали от польских солдат. Начало польского независимого правления в Станиславове ознаменовалось увольнением многих евреев с государственной службы и даже отставкой еврейского мэра города. Экономически евреи также понесли большие потери, в том числе в результате борьбы между украинскими и польскими кооперативами в эти годы. Но, несмотря на это, в период между двумя мировыми войнами в Восточной Галиции кипела еврейская жизнь – культурная и общественная, еврейские политические партии, еврейские школы и т. п.

Малка Розенталь рассказывает о жизни в городе до Холокоста

Вопрос: Малка, расскажите, пожалуйста, что вы помните об отчем доме? О детстве?
Ответ: У меня было хорошее, счастливое детство. Мы жили в Станиславове, в очень красивом доме. Папа был весьма успешным торговцем, мама закончила Львовский университет. Она не работала, но занималась разного рода благотворительностью. Я помню, как дома организовывались благотворительные вечера, на которых собирали деньги для бедных. Мне помнятся мелодии, о которых я лишь после войны узнала, что это отрывки из произведений известных композиторов, Оффенбаха и других. Я и не знала, что именно я напеваю, но это была музыка из нашего дома. Моя семья имела большой и прекрасный сад; в нем стоял какой-то деревянный сарай, его называли альтана. Я помню, как играла вместе с подругами. У папы был автомобиль «Фиат», и меня на нем возили в разные места. Вот то, что я, в сущности, помню. У меня была няня по имени Дениса, или, вообще-то, пани Дениса (госпожа Дениса). К ней нельзя было обращаться на «ты». Она работала няней еще у моей матери. Мама вышла замуж, и пани Дениса тоже как бы "вышла замуж" и переехала вместе с мамой в новый дом. Когда я родилась, она ухаживала за мной.

В.: У вас был традиционный дом? Вы помните синагогу?
О.: Мама была совсем не религиозна. Отец происходил из религиозной семьи и ходил в кипе, но я не помню синагоги и прочего.

В.: На каком языке вы говорили?
О.: По-польски.

В.: А не на идише, вы не знали идиша?
О.: Я – нет. Мама говорила по-немецки, по-французски, по-польски и по-русски. Папа знал идиш, и я слышала иногда этот язык. Не знаю точно, с кем он разговаривал, – я не помню, – но этот язык был мне знаком еще до гетто. Я не говорила на идише, пока не попала в гетто. Там евреям запрещалось говорить по-польски, и меня научили идишу. Мой идиш был очень бедным. С родителями в гетто я разговаривала по-польски, а с окружающими – на идише. Когда посторонние не слышали, мы говорили по-польски, а если появлялся кто-то чужой – переходили на идиш.

В.: Как окружающие относились к вам? Например, нееврейские дети? Было трудно?
О.: Я имела польских подружек. Мне было всего пять лет, и трудно сказать, как они ко мне относились. Я не думаю, что могла это тогда вообще понять. Я не припоминаю, чтобы до войны можно было услышать слово «жид» по-польски или что-то подобное. Для меня стало огромной неожиданностью, что я вдруг превратилась в еврейку. То есть, в еврейку в плохом смысле слова. Возможно, я и знала, что я еврейка. Это вовсе не давало мне пищу для размышлений, уж точно не в том возрасте. Я не могу вспомнить ничего, что бы относилось к моему еврейству в детстве перед войной.

Вопросы:

1. Как Малка Розенталь вспоминает конец 1930-х гг. в Станиславове?
2. На каких языках говорили в семье? Как по-вашему, почему именно на этих языках?
3. Какие отношения существовали между евреями и другими этническими группами в Станиславове и в Восточной Галиции в 30-х гг. ХХ в.?

Начало войны

1 сентября 1939 г. германские войска вторглись в Польшу. Началась Вторая мировая война. За несколько дней до начала боев Германия и Советский Союз подписали договор о ненападении, известный как «пакт Молотова-Риббентропа». Этот договор включал в себя секретное приложение о разделе Польши, причем ее западная часть захватывалась Германией, а восточная – в том числе Станиславов и вся Восточная Галиция – отходила к СССР. Волна беженцев из западной части Польши включала около 300 000 евреев. Таким образом, в Станиславов прибыли тысячи еврейских беженцев. После бегства из города польских властей 16 сентября, в Станиславове воцарилась анархия, и в этом общем хаосе украинские националисты начали еврейские погромы в городе и окрестностях. Погромы продолжались два дня, до 18 сентября 1939 г., когда в город вошла Советская армия, которая положила им конец и начала устанавливать порядок в захваченных ею районах.

Советская власть была принята евреями Станиславова со смешанными чувствами. Советское пришествие было для них, прежде всего, спасением от страха перед нацистским вторжением и украинскими погромами. В пику антисемитизму, обострившимуся в Польше в последние предвоенные годы, советские власти объявили о предоставлении всем жителям равных гражданских прав. В результате этого многие евреи Станиславова ожидали, что Советы обеспечат им стабильность и личную безопасность. Но наряду с чувством облегчения пришло и опасение перед жизнью при советском режиме. Немало евреев попали в первую волну арестов и высылки, проведенных среди общественно-политической элиты прежнего режима. Под удар попали руководители общин, члены городского совета, лидеры политических организаций и партий, чья деятельность была немедленно прекращена. Особенно пострадало руководство партии «Бунд» и ее отделений. В эти годы с территории Польши, присоединенной к Советскому Союзу, было выслано 1 150 000 человек – среди них 30 000-35 000 евреев из Восточной Галиции и Волыни. Кроме того, многие евреи пострадали от советской политики национализации предприятий.

Малка Розенталь рассказывает о жизни под советской оккупацией

Когда началась война, к нам пришли русские. Это было первой проблемой.

В.: Вы помните русское вторжение?
О.: Да, помню. Вначале случилась бомбардировка, упала бомба, и все перепугались. Я помню, что мы были в погребе. Я даже помню, что я пошла в школу вместе с маминой подругой-учительницей. Не помню, для чего. Вдруг раздалась сирена, и упала бомба. Дети побежали и толкнули меня, я упала с лестницы, и поэтому у меня теперь такой нос. Я тогда сильно ударилась. Пришел врач, и мне все зашили. Приход русских в город я встретила, будучи раненной и перевязанной. Таким стало для меня начало войны.

Спустя некоторое время папу сочли, как это называлось, «буржуем», богатым, а богатых людей высылали из города и отправляли в Сибирь. Тогда папа взял маму и меня, и мы бежали в Отинию, к дедушке. Там, у дедушки, мы пробыли до прихода немцев. Таким образом, мы прятались от русских именно тогда, когда имели шанс быть свободными или поехать в Сибирь. Так что моя война была слегка странной, в том смысле, что еще при русских мы прятались, и папа поменял имя, чтобы нас не схватили за то, что он был состоятельным человеком.

Вторжение Германии в Советский Союз

Советский режим в Станиславове пал, когда германские войска вторглись в пределы Советского Союза 22 июня 1941 г. («Операция Барбаросса»). Вместе с наступающей германской армией на территорию СССР вошли части под названием Einsatzgruppen, «группы действия», которые на этом этапе войны действовали как мобильные отряды убийц. Группа С, насчитывавшая 700-800 человек, вышла из Верхней Силезии через Краков, продвинулась в северо-западном направлении; некоторые ее подразделения достигли Львова, а затем и Станиславова.

Антиеврейская политика в Станиславове

Станиславов удален от Львова всего на несколько километров, но этот район был захвачен венграми, а не немцами. Некоторое время в город не заходили ни германская армия, ни Einsatzgruppen. Этот переходный период завершился 20 июля. Шунгарт, командир «Айнзатцкоманды специального назначения», посылавший из своей команды людей в различные места Восточной Галиции, направил в Станиславов шесть человек в качестве передового отряда гестапо. Этим отрядом командовал Отто Бернадет, а его первым заданием стало выселение евреев из домов того района, где отряд разместился. Выселение происходило в считанные часы.

Спустя неделю к ним присоединился Ганс Кригер, ревностный нацист, офицер «Айнзатцкоманды специального назначения», обладавший немалым опытом в убийствах. Шунгарт приказал ему создать в Станиславове отделение окружного штаба СИПО и СД в связи с тем, что было решено присоединить Восточную Галицию к Генерал-губернаторству в качестве отдельного округа.

На этом этапе, хотя венгры еще оставались в городе, немцы распорядились о создании юденрата – «еврейского совета». Немцы мобилизовали большой отряд мастеров для постройки тюрьмы, а также приказали до 1 августа 1941 г. сдать списки всех евреев с их профессиями, по-видимому, для того, чтобы предоставить им профессиональную занятость при германской администрации.

Начало убийств

На следующий день немцы стали вызывать к себе «профессиональные представительства» в соответствии со списками, составленными юденратом. Эти люди были уничтожены в организованной Кригером акции, известной, как «акция интеллигенции». 800 образованных евреев и поляков, вызванных в полицию, были арестованы. На следующий день 600 из них, полураздетые, были отправлены на грузовиках в отдаленную рощу в 25 километрах от города и там расстреляны. Лишь 25 человек выжило. Вскоре на евреев Станиславова, как и на других евреев генерал-губернаторства, были наложены ограничения. Немцы постоянно, ежедневно, хватали людей и отправляли на принудительные работы.

Несколько недель, последовавших за акцией, люди Кригера вместе с батальоном полицейского резерва 133 продолжали систематическое истребление евреев в более отдаленных общинах того района. Лишь в декабре 1941 г. Танцман, командующий СИПО и СД округа Восточной Галиции, распорядился о временном прекращении бойни, прежде всего из-за трудностей с рытьем могил в мерзлой земле. Это произошло одновременно с перемещением евреев Станиславова в гетто.

Перемещение в гетто

Гетто начало свое существование после акции «Гошана раба», когда 12 октября 1941 г. (21 тишрея, то есть в еврейский праздник «Гошана раба») более 10 000 евреев были согнаны на еврейское кладбище и там убиты. Перемещение в гетто было представлено юденрату как мера защиты от жестоких столкновений с украинцами, обеспечивающая евреям свободную и тихую жизнь с полной отдачей труду. Гетто, площадь которого составляла около восьмой части всей территории города, находилось в самой восточной его части. Там не хватало колодцев с питьевой водой, и многие дома были в весьма запущенном состоянии.

Нееврейское население покинуло район создаваемого гетто в ноябре, и в первой половине декабря 1941 г. евреи должны были перебраться в гетто. Спустя несколько дней после заселения, гетто было закрыто. Там оказалось около 30 000 евреев, в том числе беженцы, спасшиеся после уничтожения мелких общин в окрестностях города. Покидать гетто могли только люди с соответствующими пропусками. Таким образом, евреи Станиславова были заперты в гетто и должны были справляться с новыми тяжкими условиями, пытаться к ним приспособиться. Значение перемещения евреев Станиславова в гетто было огромным. Власть немцев над евреями стала почти абсолютной, и нацисты могли до конца осуществить свою антиеврейскую политику. Условия жизни в гетто были очень тяжелыми. Помимо изоляции, жители гетто страдали также от ужасных холодов и, особенно, от голода. Пища выдавалась евреям в ничтожном количестве, дополнительные источники снабжения практически отсутствовали. Многие люди пали жертвами голода и холода. Евреи Станиславова, а в особенности юденрат, должны были приспособиться к этим новым условиям и, насколько это было возможно, повысить свою выживаемость.

Вопросы:

1. В Генерал-губернаторстве, к которому относилась Восточная Галиция, систематическое уничтожение началось лишь в 1942 г. Почему тогда модель истребления в этом районе были больше похожа на происходившее в Советском Союзе в 1941 г.?

Депортация в Белжец

В канун праздника Песах 1942 г. гетто окружили сотрудники СИПО, ШУПО, полицейские из батальона 133 и украинские полицаи. В гетто вошли марширующие отряды, евреи были вытащены из своих домов во дворы, некоторых хватали на улицах. Многие попрятались. Люди Кригера бросали гранаты в дома и поджигали их, чтобы вынудить прячущихся выйти из укрытий, а также чтобы осветить гетто. Как и во время акции «Гошана раба», схваченных евреев согнали на сборный пункт. Подавляющее большинство евреев утром привели на железнодорожную станцию, погрузили в вагоны и отправили в лагерь уничтожения Белжец. Трудно определить, сколько евреев погибло в этой акции. Около 150 человек было застрелено в самом гетто, а количество отправленных на уничтожение колеблется между 2000 и 5000 человек. Те, кто придерживаются нижней оценки, утверждают, что еще тысячу человек застрелили в котлованах на окраине города, видимо, на кладбище. В одной из акций в гетто был убит Копале, одиннадцатимесячный брат Малки.

Побег из гетто и убежище

Малки Розенталь - бегство из гетто

Малки Розенталь – спасение

После гибели Копале Малка и ее мать, с помощью няни Денисы, бежали из гетто. С тех пор Малка не возвращалась в гетто и переходила из укрытия в укрытие. Сначала они были вдвоем с матерью, потом воссоединились с отцом. В одном из убежищ они были обнаружены немцами, и мать пожертвовала жизнью, чтобы Малка и ее отец смогли спастись. Отец Малки спрятал ее у польской семьи, а сам ушел в партизаны. В этот период Малка полтора года пряталась в бочке.

[…]
«Так я проводила там время. Я не могу вспомнить ничего драматического из того периода, когда я была в бочке. Я провела там около года и восьми месяцев, что-то вроде этого. Но я не могу вспомнить отдельно каждый месяц или каждую неделю. Там, в бочке, не происходило никаких особых событий. В тот год я вообще не видела людей. Иногда приходил старик Кот и вытаскивал меня. Я опиралась на него. Мне было трудно ходить, но он вынимал меня, и мы так прогуливались. В какой-то момент мне стало трудно видеть. Потом я поняла, что сильно опухла, но это я узнала в конце, когда меня вытащили.

В.: Что вас поддерживало все то время, когда вы были в бочке? Страх перед раскрытием? Стремление выжить?
О.: Я думаю, воля к жизни. Альтернатива была хуже. Если бы меня поймали, меня бы убили, а я не знала, что такое умереть. Я видела, как мама сильно кричала, когда умирала, и все-таки я не знала, что значит умереть. Но она кричала, она упала, это было нехорошо. Было очень страшно умирать. Все говорили, что это страшно. Почему бы мне не верить? Такое было существование.

Я много фантазировала тогда. В бочке я заново переживала игры. Я помню, как разговаривала с Лушей и с Имек, и с Полой, и с другими подругами, которых уже не было в живых. Я помню, как играла с ними, то есть, была ими всеми. Иногда Диваль тоже был кем-то из них. Я сделала себе несколько кукол из соломы. Я видела, насколько могла видеть, разные образы. У меня не было сновидений, но я видела галлюцинации. То есть, я не спала, но глаза мои были закрыты, и я видела картинки. Я помню эти картинки, и это не было сном. Я все время думала, что это закончится, это должно было закончиться! Не сегодня, так завтра или послезавтра. И моя мама придет в один прекрасный день. Прежде всего, у меня была цель – окончание войны, и было ясно, что немцы проиграют. Я не знаю, почему мне это было ясно, но вот как-то ясно, и все! Я действительно не понимаю, почему. И я хотела жить. Я жила. Я не сравнивала, что было раньше, а что сейчас… Такая моя жизнь, я существую, я дышу – значит, я живу. В более взрослом возрасте, наверное, это труднее. Но в детском возрасте, когда ты быстро привыкаешь к физическим условиям, ты все принимаешь».

Вопросы:

1. Можно ли, в соответствии со свидетельствами, построить общий портрет людей, прятавших Малку (домработница, профессор матери из Львовского университета, деревенская семья)?
2. Каковы были мотивы спасавших в соответствии со свидетельствами?
3. Каковы были основные трудности в поисках убежища и в пребывании в нем?

Конец войны

Малки Розенталь – после Войны

Город Станиславов был освобожден Красной армией 27 июля 1944 г. К тому времени в городе проживало лишь около 100 евреев. Малка до конца лета 1944 г. оставалась у спасшей ее семьи Кот, и даже вместе с одной из дочерей, Анжей, стала ходить на уроки к священнику местной церкви. Позже ее отец, воевавший в партизанском отряде и заново женившийся, приехал, чтобы забрать Малку. Советская политика позволяла людям, которые до 1939 г. не были гражданами СССР, покинуть пределы страны и переехать в Польшу, и семья Дульберг, как и многие другие евреи этого района, уехала в Польшу, а затем дальше на Запад, стремясь попасть в Палестину. Малка и ее мачеха плохо ладили друг с другом, и Малка покинула дом, присоединившись к молодежной группе Райхенбах, готовившейся к отправке в Палестину.

«После войны все было по-другому. Когда закончилась война, началась моя вторая Одиссея, поскольку мне было очень трудно привыкнуть жить с отцом и мачехой. Она была чудесной женщиной, но я поняла это лишь позже, когда выросла. В то время я не была готова принять ее. А ей, со своей стороны, было трудно принять меня. У нее погибло двое сыновей, и ей было тяжело, что у папы растет своя дочь. Несмотря на всю добрую волю, которую она выказывала, ей было сложно к этому привыкнуть. И я ушла из дома. Мы жили в Лигнице, и там я ушла из дома. Я пришла в «кибуц Райхенбах» (Reichenbach). С этими ребятами я прошла Чехию, Австрию и Германию […]

В.: Когда вы прибыли в Палестину?
О.: С этой группой ребят мне повезло, и я добралась до Франции. Некоторые ребята были кандидатами на репатриацию, и я к ним присоединилась. Мы поехали через Мюнхен во Францию в Порт-де-Бук, и там сели на прославленный корабль «Эксодус». Мы прибыли в Палестину, вернулись обратно в Германию и снова прибыли в Палестину в феврале 1948 г. Тогда я во второй раз попала в Палестину.

Это очень важно. Когда я была маленькой девочкой, папа все время повторял, что у меня есть тетя в Палестине по имени Леа Кресель, и она живет в деревне Кфар-Гес в районе Тель-Монда. Я всегда помнила этот адрес наизусть, и должна была, если останусь одна, написать или позвонить и добраться до этой тети. Когда я плыла на «Эксодусе», у нас были бутылки, и все засовывали в них письма и бросали в море. И вот чудо – мое письмо из бутылки, выловленное каким-то рыбаком, добралось до Кфар-Геса в Палестине. С тех пор я переписывалась с этой тетей. Когда я во второй раз добралась до Палестины, она знала, что я должна приехать. Это было еще до создания государства. Мы прибыли в Раанану, где был дом для репатриантов. И вдруг приходит такая маленькая женщина и спрашивает, есть ли здесь кто-то по имени Малка Дульберг. Я ответила: "Да". А она и говорит: "Я твоя тетя Леа". Это была единственная фраза по-польски, которую она мне сказала. Она спросила, есть ли у меня какая-то одежда или что-то еще, и я ответила, что есть сумка. Она взяла эту сумку в руку, и я не успела и слова сказать, как очутилась в Кфар-Гесе.

От Раананы до Кфар-Геса всего двадцать минут езды, и я прибыла в Кфар-Гес. Все там говорили только на иврите, поскольку «еврей – говори на иврите!», а я разговаривала по-польски. Все родились в Палестине, дети нелегальных иммигрантов, а я – новая репатриантка. Тогда еще не было новых репатриантов, это происходило до создания государства.

Заключение

В.: Вы думаете, что жизнь все же научила вас чему-то, к чему-то подтолкнула?
О.: Я думаю, что я взяла от жизни хорошее. Думаю, что научилась не принимать ничего, как само собой разумеющееся, а также никого не судить. Я очень терпима. Я могу вести любой образ жизни. Я готова понять другого. Я думаю, что побывав практически на противоположном краю, я научилась ценить жизнь. То есть я, например, никогда не покончу с собой, поскольку думаю, что это против всего, что я сделала. Если бы я дошла до самоубийства, то это значило бы, что Гитлер, в каком-то смысле, победил меня. А так я победила Гитлера. Я победила, а не он […]

«Я выжила. Из бочки я попала в Палестину. Из того ужасного места я попала сюда. Я живу в своем государстве. У нас две дочери, Ципи и Пазит. У моей матери девять правнуков. Моя мама отдала за это жизнь, и я хотела бы, чтобы она знала, что у нее есть продолжение. Что не все погибло. Что я существую, и она отдала жизнь не напрасно. Все-таки победа за ней, она пожертвовала жизнью ради этого. Она – героиня моей жизни. Она всегда живет в моем сердце».

Вопросы:

1. Как сложилась судьба семьи Дульберг после войны?
2. Как по-вашему, почему Малка и ее отец не хотели остаться на Украине (в составе СССР)?
3. Каков был контекст сложных отношений между Малкой и второй женой ее отца?
4. Кто был центральной фигурой в жизни Малки и почему?