Посетителям
Часы работы:

Воскресенье-четверг: 8:30-17.00 Пятница и предпраздничные дни: 8.30-14.00.

Яд Вашем закрыт по субботам и в дни израильских праздников

Как добраться до Яд Вашем на частном автомобиле:
Дополнительная информация для посетителей

История семьи Черниных из Харькова

Семейный альбом (из воспоминаний Аарона Чернина)

  1. Прилуки – город, находящийся недалеко от Чернигова, сегодня входит в состав Черниговской области. К 1910 году там проживало 9355 евреев, т.е. около 19% населения города на тот момент.
  2. Деникин, царский генерал, с 13 апреля 1918 года – командующий добровольческой армии, которая боролась с большевиками. В 1919 году в Прилуках и других районах Черниговщины и Полтавщины произошли еврейские погромы, устроенные деникинцами и петлюровцами. Многие евреи были вынуждены бежать из этих опасных районов, тысячи погибли. Петлюровцы – сторонники Симона Петлюры, диктатора «Украинской Народной Республики» в 1919-1920 гг.
  3. Бахмач – город, находящийся недалеко от Чернигова. В 1917 году в Бахмаче была провозглашена Советская власть, однако вскоре Семен Петлюра создал армию, целью которой было уничтожение Советов на Украине. В начале декабря 1917 года город был оккупирован петлюровцами, которые начали наводить свои порядки не только в Бахмаче, но и за его пределами. Людей казнили за непослушание, отбиралось имущество и зерно, прошли еврейские погромы. В результате этих погромов многие евреи, в числе которых была и семья Черниных, бежали из города.
  4. Лишенцы – «лишенные права голоса» – существовавшая до 1936 года категория граждан СССР, которые до революции относились к «непролетарским» слоям общества. Почти все еврейские торговцы и представители буржуазных слоев общества оказались в этой категории (около 30% от всего еврейского населения). Лишенцы не имели права на медицинское обслуживание, обучение в старших классах школы и ВУЗах, получение пенсии и пособия по безработице, были лишены возможности работать в суде или представлять там кого бы то ни было и пр.
  5. После провала политики «военного коммунизма» в 1921 году было принято решение разрешить определенную экономическую свободу в СССР. Ремесленники смогли открывать собственные мастерские и артели, крестьянам было разрешено продавать излишки, допускалась некоторая степень частной инициативы в экономике и пр. При этом магистральные ресурсы экономики, такие как банки, крупные предприятия и пр., остались в руках государства. Уже в 1928 году началось свертывание НЭПа, когда было решено провести коллективизацию и индустриализацию страны.
  6. C 1919 по 1934 годы Харьков – столица Украинской СССР, город с развивающейся индустрией и ВУЗами. Именно туда в этот период устремилось большое количество евреев, особенно молодежи. К началу Второй мировой войны в городе проживало около 150 тыс. евреев, то есть примерно столько же, сколько в Киеве или Одессе.

Аарон Чернин (1914-2000 гг.) родился в местечке Бахмач на Украине. Он был кадровым офицером снабжения во время Великой отечественной войны, а также до и после нее. Семья Черниных жила перед войной в Харькове, который был оккупирован немцами лишь в сентябре 1941 года. Поэтому большая часть семьи сумела эвакуироваться. Погиб только младший брат Герш, который тоже был кадровым офицером и служил в районе Бреста. Все эти события, а также довоенную жизнь семьи, Аарон Чернин описал в своих воспоминаниях, которые так и не вышли в свет. Здесь, с любезного согласия семьи, мы впервые публикуем выдержки из этих мемуаров. В тексте приводятся ссылки на места событий и некоторые исторические факты.

Семья

Род Черниных я попробую описать, начиная с бабушек и дедушек. Мой дедушка Калман-Лейзер Чернин и бабушка Райна жили на Украине в местечке, а теперь городе, Прилуки.1 У них был большой дом с двумя флигелями, в которых жили женатые дети. Бабушка Райна родила восьмерых сыновей и одну дочь. Их имена я привожу по старшинству: Аарон, Хаим-Лейб (мой отец), Герш, Эфроим, Ирма, Самуил, Айзик и Залман, которого убили деникинцы.2 Единственную дочь звали Роза.

До революции 1917 года и до начала 20-х годов вся семья, кроме моего отца, жила в Прилуках. Отец в 1911 году женился на моей будущей матери Раисе, урожденной Белявской. После женитьбы молодые обосновались в Бахмаче,3 недалеко от Прилук.

У дедушки Калмана-Лейзера в Прилуках было собственное дело по изготовлению конфет и производство пеньковых изделий (веревка, шпагат). Все сыновья и взрослые внуки были заняты на производстве, они владели профессией и в будущем могли открыть собственное дело. Поскольку мой отец жил вдали от семьи, он нашел себе работу у помещика-сахарозаводчика Рахленко, который славился не только на Украине, но и в России. Папа был у Рахленко приказчиком и получал приличное жалованье, что давало ему возможность жить отдельно от родителей и содержать семью, в которой, слава богу, росли шестеро детей. У остальных братьев детей было меньше – от одного до четырех.

Моя мать Раиса (Рися) Белявская родилась в Бахмаче в 1886 году у Израиля Белявского и его жены Леи, которую я не знаю, так как она умерла до моего рождения. Дедушка Израиль женился во второй раз. Эту неродную бабушку я помню, хотя имя ее забыл. Она была красивой женщиной, носила пенсне. Дедушка Израиль шил картузы, кепки и шапки на заказ и для продажи на ярмарках, которые часто проводились в городах и селах Черниговщины.

...У дедушки и бабушки Белявских было два сына и две дочери. Старшего сына Герша призвали на войну 1914 года, где он попал в плен к австрийцам. Второй сын Лейб, женатый, проживал в другой половине дома. Младшая дочь Ольга была не замужем и жила с родителями, а в 1928 году переехала в Екатеринбург, где в это время находилась наша семья.

Дедушка Калман-Лейзер Чернин умер в начале 20-х годов. Наша семья тогда жила временно в Прилуках. Мы приехали туда, чтобы избежать репрессий со стороны деникинцев и других банд, которых на Украине было множество. Однако, очутившись в Прилуках, мы узнали, что там тоже неспокойно. Моего самого младшего дядю застрелили деникинцы, без всяких причин. Вскоре окончилась гражданская война, и мы вернулись в Бахмач.

...Теперь я перечислю своих братьев и сестер:

Ревекка, старшая в нашей семье, родилась 13 октября 1913 года, а за ней 27 декабря 1914 года – я, Аарон. После меня в 1916 году родился брат Герш, затем брат Меер, 28 июля 1919 года, за ним сестра Лея, 25 декабря 1922 года, и самый младший брат Калман (Коля), 7 июня 1924 года. За 12 лет моя мать родила шестерых детей.

Первые годы Советской власти

После гражданской войны и смерти дедушки Калмана-Лейзера дела в Прилуках пошли плохо, и все сыновья и дочь Роза покинули Прилуки и уехали в разные концы страны.

Эфроим и Ирма со своими семьями переехали в Екатеринбург, где купили дом и открыли дело по производству кондитерских изделий. Екатеринбург в то время был застроен одно- и двухэтажными домами, промышленность была представлена Верх-Исетским металлургическим заводом, монетным двором, другими мелкими предприятиями. Конфеты и халву не производил никто, и поэтому мои дяди преуспели в этом деле. Они находили сырье и материалы для изготовления вкусной продукции, для которой помимо сахара требовались патока, разнообразные эссенции, красители, этикетки, железные банки для монпансье, ящики для карамели. Кроме того, из дальних краев завозили фруктовую начинку, пралине, конфеты и многое другое. Такая возможность появилась после гражданской войны благодаря НЭПу, политике, проводимой Советской властью, Лениным...

В 1924 году отец приехал в Екатеринбург и там при помощи братьев открыл свое дело по производству конфет. Он попросил своего племянника Моисея Чернина, сына старшего брата Аарона, привезти из Бахмача в Екатеринбург жену и шестерых детей, самому младшему из которых тогда было чуть больше года.

...Папа регулярно ходил в молитвенный дом – синагогу, часто брал меня с собой, требовал от меня, чтобы я читал молитвы, положенные в каждом отдельном случае. Если в будний день папа не мог идти в синагогу, то он молился дома, облачась в соответствующие религиозные атрибуты, после чего уходил на работу. В нашем доме соблюдались все религиозные праздники...

Смерть отца

...В конце 1927 года отец серьезно заболел, прекратил работу, и врач рекомендовал матери повезти папу в клинику в Пермь. Мама поехала с ним в Пермь, устроилась на частной квартире. Отец лег в больницу. После обследования врачи сказали, что ничем помочь не могут, так как у отца поражены обе почки, и если у родителей есть возможность, то стоит поехать в Москву. В Москве, к несчастью, папе тоже не смогли помочь... В последних числах марта 1928 года маме предложили забрать отца домой.

Через несколько дней отец умер. Это произошло 2 апреля 1928 года... Смерть отца стала ударом для нашей семьи, где было шестеро детей один меньше другого. Мама при наличии такой «оравы» не могла пойти работать вне дома, чтобы добыть средства к существованию. Она вынуждена была отказаться от услуг домашней работницы и, получив кратковременную помощь от папиного брата Эфроима, взяла работу на дом, где мы, старшие дети, могли ей помочь. После смерти отца еврейский язык в нашем доме стал звучать все реже, пока совсем не был забыт.

Маме исполнилось 42 года, когда она овдовела. Это – «самый-самый» возраст для женщины. Но у матери, имевшей «кучу» детей, была одна забота – накормить семью, не дать умереть с голоду... Дядя Ирма предложил маме надомную работу, которая состояла в том, чтобы заворачивать мятные лепешки (пепермент) в этикетки по 10 штук, а затем укладывать в специальную тару.

Эта работа была посильна и нам, старшим детям. Поскольку я закончил четырехлетнее образование, а продолжать учебу в средней школе мне не разрешили власти (так как мой отец был лишен права голоса)4, то я стал основным работником в семье.

...Не помню, как долго продолжалась эта работа, но через какое-то время мои дяди организовали для нашей семьи отдельное дело по производству мятных лепешек, для чего заказали специальную машину, купили мотор, трансмиссию и приводной ремень, наняли помещение и дали все необходимое оборудование для самостоятельного изготовления мятных лепешек... В середине 1929 года наша фабрика прекратила свое существование, поскольку началось свертывание НЭПа5 ... Мои дяди, преуспевавшие в бизнесе при НЭПе, ликвидировали свои предприятия и недвижимость и уехали из Екатеринбурга.

В Харькове

...Когда я приехал в Харьков,6 то включился в работу на производстве, которое дядя Гриша организовал при общественной организации «Помощь» и где он был мастером и руководителем.

В 1930 году мама и пятеро моих братьев и сестер приехали в Харьков. Семья была в сборе, правда старшая сестра Рива добралась позже, после окончания школы-девятилетки... Через непродолжительное время мама нашла квартиру, если ее можно было назвать квартирой, так как это была одна комната в полуподвальном помещении... У мамы не было средств на то, чтобы снять лучшую комнату, потому что все хозяева, сдававшие жилплощадь, требовали оплату за год или два.

...По настоянию дяди Гриши я поступил учиться на рабфак. В то время при каждом высшем учебном заведении были организованы такие факультеты для рабочей молодежи, не имеющей среднего образования... Когда я работал с утра, то на занятия ходил вечером, а когда на второй смене – то занимался утром. Было очень тяжело...

...Я продолжал учиться, но со временем, будучи уже на четвертом, последнем курсе, перестал посещать занятия, думая, что занимаясь общественной работой, можно компенсировать недостаток знаний... Через год после того, как я перестал посещать рабфак, я узнал, что вблизи моей работы организованы курсы по подготовке в финансово-экономический институт. Я поступил на эти курсы, прозанимался один год и сдал экзамены, которые являлись также вступительными экзаменами в институт. Так я стал студентом финансово-экономического института им. Дудника.

Женитьба

...В сентябре 1938 года я познакомился с моей будущей женой Фаней Файнман. Мой двоюродный брат Леня, который жил в Ленинграде, приехал в Харьков после отдыха на Кавказе, и мама пригласила его на обед...

После обеда мы с Леней поехали в город погулять. Мы добирались трамваем, и почти в конце нашего пути в вагон зашла молодая интересная девушка, на которую Леня сразу же положил глаз, а мне было все неинтересно, я обдумывал свои мысли... Леня поднялся с места, пытаясь познакомиться. Он был мастер на такие дела – неотразимый молодой красавец высокого роста и крепкого телосложения. Когда мы подъехали к нужной остановке, я стал звать Леню, но тот не обращал на меня никакого внимания. Мне ничего не оставалось делать, как сидеть на своем месте и следить за ходом событий. Незнакомка вышла на остановке, где она жила, а за ней вышли и мы. Леня уже разговорил девушку, и она не возражала против его желания проводить ее до дома. Я следовал вдали от этой пары. Когда они остановились у ее дома, я тоже приблизился к ним. Леня договорился с девушкой, что назавтра она с подругой придет к памятнику Шевченко в такое-то время. Это был выходной день, мы пообедали у моей мамы и пошли на свидание. Нас подвел транспорт, и мы опаздывали...

Где мы были в тот вечер, я уже не помню, но помню, что Леня влюбился в Фаню, и пока находился в Харькове, встречался с нею... Леня сделал Фане предложение, обещал, что как только он приедет домой, сразу же расскажет родителям о своей любви и затем приедет за ней, чтобы привезти в Ленинград, где у них состоится свадьба. Но я знал, что в Ленинграде у него есть невеста Нина, его однокурсница по институту. На мой недоуменный вопрос Леня ответил, что Фаня его сразила, и что он без нее жить не может.

Спустя несколько дней Леня собрался уезжать домой, но Фаню в известность не поставил. Он поручил мне поехать к ней и передать от него привет и извинение за внезапный отъезд. Он также попросил сказать Фане, что как только приедет домой, то договорится с родителями и вернется за ней. Это была блажь, он уехал и забыл о новой знакомой. Я же начал встречаться с Фаней.

Мы почти каждый день виделись после работы, ходили в кино, на танцы и на концерты, а спустя три недели я сделал ей предложение. Фаня мне очень нравилась, она была эффектной девушкой, хорошо одевалась. Когда я появлялся с ней в обществе, где меня все знали, мне было лестно, что я нахожусь рядом с такой девушкой... Фаина согласилась стать моей женой...

Работая в Спецторге в качестве заместителя начальника, я получил приглашение перейти на службу во вновь формируемое в Харькове Окружное управление военного снабжения Харьковского округа. Мне предложили должность начсостава и, в будущем, военное звание... Я дал согласие, и так окончилась моя гражданская жизнь и началась военная карьера.

В армии, начало Войны

...На военную службу я поступил в мае 1939 года, а в январе 1941 года наше управление расформировали и большую часть личного состава направили в Мурманск, где было сформировано такое же управление. Туда же уехал и я, пока без семьи, потому что жилья для семейных не было. Таким образом я оказался в Заполярье, а Фаина и родившаяся 18 апреля 1940 года дочка Эллочка остались в Харькове и ждали, когда я их вызову или когда я за ними приеду. Но мне не суждено было привезти семью в Мурманск, поскольку 22 июня 1941 года разразилась война.

... После моего отъезда из Харькова в Мурманск, а затем на Западный фронт, в Харькове остались Фаина с Эллочкой, моя мама, Рива, Лиза, Леня и Коля... Моя мама с детьми жила уже не в полуподвале во Власовском переулке, а на Бассейной улице в доме, который принадлежал дивизии НКВД, где служила Рива в финчасти до войны, в 1940 году...

В этой квартире жили все, кроме меня, Геры, который служил в армии, и Лени, учившегося в военно-хозяйственной академии и жившего там в общежитии. Лиза окончила в 1940 году среднюю школу и поступила в юридический институт, Коля в 1940 году окончил 8 классов и поступил на курсы конструкторов-чертежников, а по окончании их в 1941 году пошел работать по специальности. Через некоторое время после начала войны в Харьков стали приезжать эвакуированные из Западных областей Украины, а также из Киева. Из Харькова эвакуация была запрещена. Однако, когда в сентябре стало известно, что немцы успешно продвигаются вглубь Украины, то сдержать людей, особенно евреев, не могли. В академии, где учился Лёня, сделали досрочный выпуск на год раньше, и все выпускники получили назначение в Омское военно-хозяйственное училище, куда они должны были отбыть в определенное время... Пользуясь тем, что его направляют в Омск, Леня добился, чтобы в предписание включили маму, Лизу и Колю. Для Фаины и Эллочки Рива оформила документы в своей дивизии.

Эвакуация

 один прекрасный день моя семья, исключая Колю, отправленного с работы на рытье окопов, оформив проездные документы, с «боем» села в поезд, который шел на Ростов через Омск... С собой взяли самое необходимое, думали, что скоро смогут вернуться к себе домой. Фаина не взяла даже зимние вещи, а пианино, которое мы купили для Эллочки, она накрыла чехлом, закрыла крышку на ключ и ключ оставила на видном месте, чтобы не сломали, если захотят поиграть. Святая наивность...

...Моя семья благополучно прибыла в Омск. Леня с друзьями по академии направился к начальнику училища, представился, получил направление в отдел кадров. Заместитель начальника училища по хозчасти предоставил ему жилье в виде одной большой комнаты в деревянном доме с печным отоплением. В общем, стали устраиваться. Им выделили кровати, ватные матрацы, подушки, стол и стулья.

...В Омске продавалось все необходимое, но чтобы это купить, были нужны деньги. Фаина и мама получали деньги по аттестатам, которые я им выслал. Аттестат для жен и матерей можно было сделать за счет уменьшения моего жалованья, и его надо было обновлять ежегодно. Лизе и Фаине предложили работу на городской телефонной станции в качестве телефонисток и, хотя они не имели квалификации, их приняли и обучили. Работа была тяжелой, нервной, оборудование – устаревшим. Абонент снимал трубку и кричал: «Барышня, а, барышня, дайте мне такой то номер!», а если барышня, которая дежурит на пульте телефонной станции, занята или уснула, то абонент стучит по рычагу телефонного аппарата, и лампочка на пульте мигает... О какой нормальной работе можно говорить, если телефонистки работали по 12 часов в день и питались хлебом и водой? А Фаина даже хлеб меняла на продукты для доченьки, которая, к тому же, капризничала и не хотела кушать....

Чтобы достать для Эллочки молоко, Фаина в морозные дни уходила пешком через реку Иртыш на другой берег с целью выменять или купить у казахов молоко. Его замораживали в посуде и переносили в виде твердых брикетов. Мало того, Фаина узнала, что после сдачи двухсот пятидесяти граммов крови донорам дают горячий обед и талоны на диетические продукты, и она стала донором.

Была у Фаины еще одна эпопея – с топливом. Печь в комнате топили дровами и углем. Угля не было. А заготовка дров по наряду Военкомата разрешалась женам фронтовиков в ближайшем от города лесничестве. В один из выходных дней Фаина собралась идти в лес, куда направлялись и другие такие же бедолаги.

Конечно, у нее не было для этого ни умения, ни соответствующей одежды и обуви, да и откуда это могло быть? В общем, они с напарницей стали подпиливать и валить отведенные лесником деревья, затем надо было обрубить ветки, распилить ствол на метровые поленья и сложить в штабель для вывоза дров из леса. Военкомат выделил машину, но когда дошла очередь до Фаины, то оказалось, что в баке нет бензина. Шофер заявил, что он за горючим не пойдет, машину бросить не может. Пришлось Фаине плестись после тяжелого рабочего дня в город, в военкомат, где был только дежурный, который не мог сам решить этот вопрос. Фаина расстроилась, начала плакать. Дежурный позвонил военкому домой и, доложив по существу, получил разрешение выдать немного бензина, чтобы хватило доехать из леса в город. Жена положила канистру с бензином на детские саночки и повезла в лес. Так закончилась топливная эпопея. Я не знаю, почему дровами занималась одна Фаина, ведь Коля уже был в Омске... Наверное, Фаина чувствовала ответственность за маленькую Эллочку и не могла допустить, чтобы ребенок находился в нетопленной комнате.

Были и другие переживания. В училище существовало подсобное хозяйство, и детям начсостава выдавали молоко. Когда Лёня узнал об этом, он обратился к соответствующему начальнику и подал рапорт о том, что с ним проживает полуторагодовалая дочь брата, который находится на фронте. Его поставили на учет и начали снабжать молоком. Прошло полгода, Лёню откомандировали в Нарком обороны в Москву. Фаина приходит однажды за молоком, а ей от ворот поворот, дескать, обманным путем получаете – ребенок-то не старшего лейтенанта Чернина, а его брата. Злые языки постарались... Фаина, женщина, да еще без мужа, – в слезы. Пошла к начальнику училища, объяснила в чем дело, и снабжение молоком снова возобновили.

Мне, конечно, Фаина никогда не писала о своих трудностях и невзгодах. Все это я узнавал из ее рассказов, когда вернулся после войны, и то не сразу, а так, к слову приходилось, и она рассказывала.

Фронт

21 июля наш эшелон был готов к отправке, и ночью мы выехали из Мурома. 22 июля, ровно через месяц после начала войны, эшелон оказался на Московской окружной дороге и остановился. Причина – массированный налет фашистских самолетов на Москву. Всех, кто был в эшелоне, по команде вывели из вагонов. Мы оказались возле лесной посадки, расположенной вдоль дороги. Был слышен гул самолетов, разрывы снарядов, выпущенных зенитными орудиями ПВО Москвы, а также были видны трассирующие снаряды крупнокалиберных орудий. Известно, что только отдельным самолетам удалось пробраться сквозь заградительный огонь. Часть самолетов были сбиты и рухнули на землю, оставляя огненный шлейф, остальные повернули обратно.

Когда воздушная тревога миновала, по команде все возвратились в свои вагоны, и эшелон двинулся в путь, а утром мы были в пункте назначения, в районе станции Ржев. Мы получили приказ грузить имущество на автомашины и следовать в район, находящийся восточнее Ржева, где станцией определено место дислокации дивизионного тыла. Эта деревня состояла из десятка домов, в которых потеснили хозяев для того, чтобы расположить все службы дивизии. Никто из хозяев не роптал, относились к нам лояльно.

...Время шло, а обстановка на фронтах была все хуже и хуже. Фашисткая армия приближалась к Москве и к нам непосредственно. Немцы прорвали линию обороны наших войск в районе Смоленска, и командование фронта и армии (мы входили в 31-ю армию Западного фронта) решило перебросить части нашей дивизии в район Сычевки, чтобы остановить продвижение немецкой армии. Перед этим на позиции нашей дивизии прибыли части ополчения, после чего на автомашинах в район Сычевки были переброшены три стрелковых полка, туда же выехал штаб дивизии и оперативная группа тыла во главе с Сорокиным. Меня оставили на дивизионном обменном пункте (ДОП) за старшего, тут же остались медчасть и авторемонтные мастерские. Приказано было ждать указаний. Части нашей дивизии по прибытии в район Сычевки не успели окопаться и были вынуждены прямо с марша вступить в бой, неся большие потери, поскольку воевали одними винтовками против танков и механизированной артиллерии.

...В стрелковых подразделениях не было автоматов, противотанковых ружей. Армия не имела танков, поэтому не могла поддержать свои части во время боев. Прошло несколько дней, мы ничего не знаем о положении на фронте вообще и о нашей дивизии в частности. В один прекрасный день на ДОП приезжают Сорокин и Мочалов. Из их рассказа мы узнали, что дивизия в боях под Сычевкой разбита, командир дивизии генерал Поленов убит выстрелом из танка.

...Решение комиссара дивизии Мочалова и интенданта Сорокина было таково: все имущество и людей, которые оставались на ДОПе, погрузить на автомашины, и автоколонну под командованием Сорокина перебазировать в район Волоколамска, так как они считали, что части разбитой дивизии будут пробиваться именно в этот район в ста километрах от Москвы... Прошло немного времени, мы оказались близ шоссейной дороги Ржев-Торжок-Калинин. Замаскировали машину и стали наблюдать за дорогой, что на ней происходит. Мы увидели, что по дороге движутся несколько танков противника и охотятся за появляющимися машинами и людьми. Немецкие танки движутся со стороны Ржева на Торжок. Мы посоветовались и решили возвратиться к месту остановки автоколонны, чтобы доложить Сорокину. Мы приехали на место, а там – никого, как в землю провалились. Погоревали, повозмущались и поехали самостоятельно искать дорогу, чтобы разыскать Сорокина и его колонну.

...Сразу же после нового года, когда закончилось наступление под Москвой и войска перешли к обороне, началось переобразование частей армии и перевод штаба в новый район. Штаб армии первого и второго эшелона дислоцировали в Сухиничах... За выполнение задания командования по очистке станции Сухиничи я был награжден, в числе других военнослужащих, медалью «За боевые заслуги». Приказ о награждении был опубликован в военной газете. Конечно, я обрадовался этой награде и носил ее с гордостью! Это теперь фронтовики не надевают свои ордена и медали даже в праздники, поскольку окружающие, особенно молодежь, почему-то негативно относятся к ветеранам войны. Но это между прочим...

Ранение

...В госпитале мне сделали перевязку, и я остался у себя, но через несколько дней я почувствовал, что не поправляюсь, и по согласованию с моим начальником уехал в Московский госпиталь, размещавшийся в сельхозакадемии. Меня приняли и начали лечить. Из госпиталя я написал письмо сестре Риве, которая служила в 5-ой дивизии НКВД по охране железных дорог. Служила она в финчасти дивизии, недалеко от Москвы, в Грязях Воронежской области. И когда узнала о том, что я в Москве в госпитале, то приехала повидаться. Наше свидание состоялось, мы с ней обменялись новостями о нашей семье, которая была в эвакуации в Омске, и о нашем брате, о котором никто ничего не знал.

От Курска до Кенигсберга

...В июне 1943 года наша армия стала готовиться к операции по поддержанию других фронтов, которые собирались начать наступление на Курской дуге. Наша 16-ая армия по плану главного командования наносила отвлекающий удар на Орел, для чего части армии перебазировали в другой район, где была отведена полоса для наступления. Когда было закончено сосредоточение частей армии, в том числе артиллерии, началась артподготовка, которая длилась не меньше часа. От грохота орудий и плотности артиллерийского огня в ушах гудело даже на большом расстоянии. После артпогдотовки стрелковые части перешли в наступление. Немцы, которых наша артподготовка настигла в окопах, были оглушены, многие из них были убиты разрывами снарядов, а уцелевшие обезумели от контузий. Немцы на этом участке фронта держались около двух лет, но тем не менее были отброшены, и части нашей армии развили начатую операцию и завершили ее. Это стало началом дальнейшего успешного наступления советских войск и освобождения занятой территории. После выполнения задачи 16-ая армия, продвинувшись по направлению к Смоленску, перешла к обороне с целью перегруппировки своих частей перед дальнейшим наступлением.

До начала этой операции нашей 16-ой армии было присвоено звание 11-ой гвардейской армии. Три стрелковых корпуса и, кроме того, дивизии, которые еще не имели таких званий, также стали гвардейскими и получили прибавку к денежному довольствию: в частях и соединениях – 50%, а в штабах армии – 25%.

Получив такую прибавку, я выслал Фаине и маме дополнительный аттестат. Всем военнослужащим гвардии были вручены в торжественной обстановке специальные знаки, а подписываясь с указанием военного звания, стали добавлять впереди слово «гвардии». Таким образом, я стал гвардии капитаном интенданской службы. Между прочим, начальник отдела кадров тыла армии Мотузко постоянно старался ущемить меня. Как я это понимаю, он был закоренелым антисемитом. Звание «техник-интендант I ранга» (это три кубика), равнозначное званию «старший лейтенант», мне присвоили не через 6 месяцев, как это положено, а спустя 2 года. И когда после Сталинградской битвы в Красной армии ввели новые звания и погоны, чтобы армия походила на те, что существуют в мире, то мне следовало присвоить новое звание «капитан интенданской службы", а присвоили «старшего лейтенанта интенданской службы", хотя я в звании «техник-интендант» прослужил уже больше положенного срока. Да и должность моя по штату соответствовала более высокому званию. И так было до конца войны – Мотузко откладывал все время аттестации и реляции на награды, которые мое командование предоставляло в отдел кадров.

...Спустя неделю после неудачного наступления мое начальство разрешило мне поехать в отпуск на 15 дней, в Омск, к семье... В Омске меня встретили Фаина и Лиза, а дома меня ждали мама, Эллочка, Сима. Чуть позже пришел домой Коля. Встреча была очень теплой, мама приготовила из скудных запасов обед. Я привез продукты, которые сумел получить на все время отпуска сухим пайком, а также то, что смог сэкономить от дополнительного пайка. Когда я немного отошел и осмотрелся, то увидел, как все они похудели! Жили они впроголодь, в основном, на скудный паек, который получали по карточкам, добавляя то, что иногда выдавали в части, к которой была прикреплена Фаина как жена командира, находящегося на фронте. Моя доченька Эллочка меня не узнала, сказала, что «мой папа на фронте, а это чужой папа», но через какое-то время стала признавать меня. Ей тогда почти исполнилось три годика. Она была веселая и говорливая, но капризничала, когда надо было кушать.

Неделя отпуска пролетела быстро, наступило время расставания. На душе было тяжело, я увидел, как плохо живут люди в тылу, в том числе и моя семья! Фаина ради дочери была готова на любые лишения, отрывала от себя все, что было можно, в том числе и хлеб, который меняла на другие продукты, чтобы вкусно и питательно накормить Эллочку, а сама подорвала свое здоровье. Я при малейшей возможности старался облегчить им жизнь, и когда разрешили отсылать посылки домой, стал постоянно этим пользоваться...

...Когда на следующий день второй эшелон 11-ой гвардейской армии прибыл в Кенигсберг, перед нами предстала ужасающая картина. Все, что могло гореть – горело, всюду были страшные разрушения. Уцелел, в основном, один жилой квартал, двухэтажные особняки и несколько больших зданий. В садах цвели вишневые и абрикосовые деревья. Мы разместились в уцелевших домах, а штаб – в трехэтажном доме, где раньше находилось какое-то лечебное заведение, но никого из ранее обитавших там людей не оказалось... После Победы Верховное командование Красной Армии образовало Кенигсбергский особый военный округ, который был сформирован из личного состава штаба 11-ой гвардейской армии. Таким образом, командующий армии генерал Галицкий стал командующим особого Кенигсберского округа, а офицеры и генералы штаба армии стали офицерами и генералами штаба округа.

К мирной жизни

...Через некоторое время мне вручили предписание и личное дело в запечатанном виде, с чем я и прибыл в отдел кадров главного управления военного снабжения МВД СССР. Там я нашел своих старых друзей: в отделе кадров – подполковника Зельцера, в вещевом управлении – подполковника Григория Дементьевича Булгакова и Исая Иткина, с которым я жил в одной комнате в Мурманске. Наша встреча была теплой... Зельцер занимал должность заместителя начальника отдела кадров, поэтому он был вправе решать мою судьбу и принять меня или отказать. Он просмотрел мое личное дело и был весьма доволен моими аттестациями во время войны, но там кроме хорошего, ничего не было. Он обнаружил представление меня к ордену Отечественной Войны второй степени, подписанное всеми начальниками и даже военным советом армии, но оно было аккуратно подшито в дело в четырех экземплярах. Это означало, что после подписания оно не попало в управление кадров фронта, следовательно заслуженную награду я не получил по вине начальника ОК управления тыла армии майора Мотузко, который на протяжении всей моей службы в армии делал все возможное, чтобы не дать мне очередное звание, орден, и т.п. Лично я считаю, что он был закоренелым антисемитом и проводил ко мне такую политику, потому что я еврей. Затем эта политика стала государственной, коммунистическая партия проводила ее целенаправленно, и не только к евреям, но и к другим национальным меньшинствам, населявшим СССР. Мы об этом ничего не знали, или не замечали, потому что были уверены в справедливой национальной политике партии и государства.

Как бы то ни было, но мне предложили работу на выбор в любом из городов, где имелись окружные управления: Киев, Одесса, Кишинев, Рига, Харьков и др. Во всех этих управлениях были вакансии начальника отделения, только в Харькове предлагали должность на одну ступень ниже. Тем не менее, я попросил, чтобы меня направили в Харьков, где находится моя семья – мама и сестры. Мою просьбу учли. Я получил назначение в Харьков.

...На следующий день, я выехал в Харьков. О своем приезде я сообщил Фане по телефону, и когда поезд приближался к Харькову, сердце мое стало биться чаще, потому что мне предстояла встреча с женой, доченькой, мамой, сестрами... Я вернулся домой после пятилетней разлуки, вернулся живой и здоровый, и теперь моя семья не будет терпеть нужду и лишения, потому что теперь кормилец семьи дома.

Харьков освободили от немецких оккупантов 23 августа 1943 года, за два года до моего возвращения, но за этот срок, конечно, не смогли привести все в порядок, ведь во время войны Харьков переходил два раза из рук в руки, и это привело к большим разрушениям... После освобождения Харькова моя сестра Рива вернулась сюда со своей дивизией, в которой она служила до войны и с которой прошла всю войну... Она-то и послала в Омск вызов командования дивизии, на основании которого были выданы пропуск и билеты до Харькова нашей семье. Квартира, где жили мама, Рива, Лиза и Коля, была свободна. Рива сразу же ее заняла и стала ожидать приезда семьи. Наша же квартира была занята...

Семья

Из Омска из эвакуации приехали все, кроме Коли, который работал на оборонном заводе, и его отпустить не могли, так как война еще продолжалась. Коля остался в Омске один, на заводе он познакомился с девушкой по имени Зина, у которой в Омске жили родители и сестры. Их знакомство закончилось свадьбой, а вскоре и появлением нового человека – дочери, которую назвали Валентиной. Спустя несколько лет появился на свет сыночек Миша. Вот так от семьи отпочковался в Сибири наш брат Коля. Правда, через год или два Коля приехал в Харьков к маме, с ним была Зина и Валя. Коля пытался устроится в Харькове на работу, рассчитывал со временем получить квартиру, но у него ничего не получилось, и спустя меньше, чем год, он с семьей вернулся в Омск. Там он начал работать на том же заводе, получил от завода квартиру, и так стал сибиряком.

Мои дети – Эвелина (род. 18 апреля 1940 г.) и Ефим (род. 11 октября 1946 г.). Эвелина вышла замуж 11 января 1964 года за Михаила Нояховича Кривошеина (род. 22 октября 1932 г.). У них есть сын Владимир (род. 16 октября 1965 г.). Мой сын Ефим женился в Новосибирске на Савиных Наталье Владимировне, коренной сибирячке.

У моей сестры Ревекки, которая вышла замуж в Харькове в 1947 году за Ханана Розенберга, родился в 1948 году сын Григорий. В 1992 году они выехали в Израиль. У Григория и его жены Иры есть дочь Мария и сын Александр.

Листы свидетельских показаний о гибели первой семьи Иосифа Якубова

Моя сестра Лея (Лиза) вышла замуж в 1947 году за Иосифа Григорьевича Якубова, который потерял первую семью во время войны. У них двое детей – дочь Инна и сын Анатолий. У Инны родился сын Евгений, а у Анатолия – сын Юрий. Женат Анатолий на Елене (русской по национальности), а Инна вышла замуж за Игоря (тоже русского по национальности).

Брат Герш перед войной женился на Валентине (русской по национальности). Он был кадровым офицером Красной Армии, после женитьбы накануне войны уехал вместе с женой к месту дислокации части в район Бреста. Оба они, вероятно, погибли в первые часы войны, так как его часть была расположена на границе (по данным архива брат числится как «без вести пропавший»).

У брата Калмана (Коли), который женился на Зинаиде в Омске, где он остался жить после войны, родилось двое детей – дочь Валентина и сын Михаил.