1 августа 1941 года все еврейское население Хотина было изгнано из города, за исключением нескольких человек, которые считались специалистами или были в хороших отношениях с властями. Число выселенных составляло примерно 4 000 человек. ... Накануне изгнания нам было приказано явиться для «эвакуации» с багажом, который можно унести в руках. Нас предупредили, что за неявку полагается расстрел. ...
... 1 августа светило солнце. Под колонной вооруженных жандармов мы шли пешком, длинной колонной – мужчины, женщины, старики и дети. Больных разрешили везти на телегах, но не сказали, куда нас ведут...
После первых дней марша мы начали понимать тактику наших палачей. Их целью было продлить наши страдания, измотать нас до потери физических и духовных сил. Тех, кто отставал или падал по дороге, убивали на месте. Колонну вели по дорогам, удаленным от главных путей и больших поселений, чтобы мы не могли найти убежища в каком-нибудь доме. Мы шли с раннего утра до поздней ночи, с редкими, короткими стоянками, и палящая августовская жара изнуряла нас, особенно стариков, женщин и детей. По мере продвижения вперед колонна делалась все реже и все длиннее, и идущие впереди слышали частые выстрелы, значение которых мы вскоре поняли: это уничтожали слабых. ...
Наши физические страдания усиливались еще и мучившей нас жаждой. Вначале нам разрешали подходить к колодцам, и мы стояли в очереди, чтобы глотнуть каплю воды, но потом командир колонны запретил и это, а те, кто ослушались его приказа были расстреляны ...
Ночные стоянки в поле – под открытым небом, под надзором охранников – превращались в настоящий кошмар. Место выбиралось нарочно в болотистых местах... и не один раз оказывалось наутро, что мы лежим в собравшейся под нами воде... Едва начиналась гроза, мы промокали до нитки. ... Эти стоянки были особенно страшны для молодых женщин. Некоторых из них солдаты выволакивали из толпы, насиловали и расстреливали.
Марш начинался задолго до восхода солнца и был для нас сущей пыткой.
Вскоре кончились продукты, которые мы с собой взяли, и нас начал преследовать голод. Тогда стали приходить крестьяне из близлежащих деревень, приносившие продовольствие в обмен на одежду и другие вещи, которые у нас еще не отняли. Эти продукты давали единственный шанс остаться в живых. ... Довольно скоро на этом коварном обменном рынке был установлен прейскурант: за рубашку мы получали яйцо, за пару брюк – буханку хлеба, за пару обуви – бутылку молока. Жандармы прогоняли крестьян, но они продолжали идти за нами, преследуя отстающих, раздевая и грабя тех, кто падал без сил у обочин дороги. Жандармы прогоняли грабителей, но не для того, чтобы нас защитить, а чтобы они не замедляли движение колонны. Но крестьяне давали жандармам деньги за разрешение грабить отставших евреев или тех, которые умерли по дороге, не дождавшись расстрела. За время нашего марша я не помню ни одного человечного поступка со стороны местных жителей...
После более чем трехнедельного скитания по извилистым, пыльным дорогам Бессарабии, вдоль которых осталось бесчисленное количество непогребенных трупов, мы достигли Днестра, городка Атаки. Здесь нам сказали, что нужно будет перейти реку...
[Перед переправой изгнанники из Хотина провели более месяца в лагере в Сокирянах.]
Это было в середине октября 1941 года. Уже чувствовалась осень. ...
... Перевезенные на другую сторону Днестра, мы в спешке прошли через Могилев [Подольский]. Здесь, на окраине города, нас остановили, собрали в кучу и загнали в заброшенную казарму, которая должна была послужить нам пристанищем на несколько дней. Отсюда нас под конвоем жандармов погнали в Транснистрию, по направлению к реке [Южный] Буг.
... Мы прибыли в Попивцы – местечко в семи километрах от Копайгорода...
Ицхак Арад, Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944), Сборник документов. Иерусалим: Яд Вашем, 1992, c. 160-163
